Дмитрий Васильевич Стахорский
родился 11 сентября 1937 года в Харькове.
Окончил геологоразведочный факультет Донецкого политехнического института (1960) и Литературный институт им. Горького (1970).
Работал геологом в Забайкалье на геологической съёмке и поисках золота и в Воркуте на разведке угольных месторождений Печорского бассейна.
Член Союза писателей с 1982 года. Участник Всесоюзных семинаров (1965, 1978,1980). Делегат VIII съезда писателей России (1986) от Коми писательской организации.
Автор нескольких книг художественной прозы, в том числе «По-человечески»(1975),» С вечера до утра»(1979), «Плечо товарища»(1989),»Ночное солнце»(2009», «Цена любви»(2013), а также радио- и театральных пьес. Произведения переведены на финский, польский и коми языки.
Лауреат всероссийского литературного конкурса им. В.М. Шукшина «Светлые души»(2006), Международного конкурса «Север – страна без границ»(2014), Межрегиональной Премии Бояна (2012). Награжден благодарностью Министра культуры и массовых коммуникаций Российской Федерации (2007).
С 1994 года живёт в Трубчевске.
РОДНИЧКИ
Любая река, даже самая большая и могучая, начинается с крохотного родничка. Эти роднички, бьющие из земли-матушки, питают реку до самого устья, тем она жива, и если иссякнут они – иссякнет река, исчезнет с лица земли.
Так и литература. Она естественно вытекает из реальной жизни, и каждый житейский случай, каждый живой характер, каждое проявление добра и зла, ума и глупости, силы и слабости человека – это как родничок, питающий творческую мысль литератора и в совокупности с другими составляющий жизненную основу его произведений.
Такие роднички рассеяны в записных книжках, годами накапливаются впрок, и хотя далеко не все вливаются потом в общий поток повестей и романов, каждый из них при внимательном взгляде наполнен жизнью и сам по себе может быть интересен.
Взгляни на них, дорогой мой читатель! Может быть, немудреные эти крохи жизни и раздумья автора над её парадоксами хотя бы на миг отвлекут тебя от забот повседневных, разгладят морщины на лбу, согреют изначально добрую душу твою…
* * *
Ребёнок сидит на снегу. Ходят люди, и время от времени кто-нибудь из взрослых приостанавливается, склоняется над ним, говорит строго:
— Встань, простудишься.
Или:
— Вставай, а то сейчас придет милиция, заберет.
Или, подхватив под мышки, насильно поднимает на ноги:
— Вставай, вставай, здесь нельзя сидеть!
Малыш на все эти увещевания отрицательно мотает головой, а когда поднимают насильно, упрямо садится снова.
Но вот подходит нестарый дяденька с бородкой, садится на корточки рядом и молчит. Долго молчит, склоняет голову в одну, в другую сторону, будто прислушивается. Малыш удивленно и уже заинтересованно смотрит на него.
— Слышишь? – спрашивает дяденька с бородкой.
Малыш неуверенно качает головой. Он не слышит.
— Ну вот, теперь слышишь? Под тобой мышка в снегу. Ей дышать нечем.
Встал и ушёл.
А малыш поднялся и стоя копал лопаткой, пока мать не пришла…
* * *
В конце 60-х годов в тундровом посёлке под Воркутой располагался совхоз «Победа» и была база геологоразведочной партии – бурили на угольном месторождении.
В совхозе работал по снабжению сухонький пожилой Аркадий Моисеич, а его жена, пышная румяная женщина, намного его моложе, заведовала поселковой столовой.
Однажды Аркадий Моисеич явился на прием к начальнику геологической партии и вручил ему письменное заявление:
«Ваш работник электросварщик Ермаков ходит к моей жене. Прошу принять меры».
Год для партии выдался тяжелый, с планом плохо, аварийность высокая, и начальник мотался по буровым, редко бывал в кабинете. Но он никогда ничего не забывал, и поэтому все-таки вызвал электросварщика Ермакова, дал ему прочесть заявление совхозного снабженца, сказал:
— Кончай. Человек переживает.
Тот обещал. И, кажется, действительно выполнил обещание, переключившись на дневальную одной из буровых.
Однако Аркадий Моисеич не успокоился. Он долго выяснял, как наказали электросварщика, и когда выяснил, что никак, написал в райком уже на начальника.
«Я сигнализировал тов.Спирину о недостойном и аморальном поведении его работника тов.Ермакова, но тов.Спирин отнесся к моему заявлению без должного внимания, виновного не наказал. Считаю, что тов.Спирин, как коммунист, обязан был прислушаться, а он по-существу поощряет разврат».
Спирина вызвали в райком, посмеялись. Но когда из обкома, облепленное печатями и штампами, пришло письмо Аркадия Моисеича с жалобой уже на «райком, который поощряет разврат» и грозной резолюцией «разобраться и наказать виновных», спохватились, и на полном серьезе вкатали Спирину строгий выговор.
Для этого вызывали его из тундры в Воркуту в самый разгар полевых работ…
* * *
Знакомая учительница воркутинской школы рассказала мне эту историю.
После уроков и обычного обхода магазинов по пути с работы она ехала домой в автобусе. Народу было много, теснились, и она обратила внимание на мужчину в рыжей дублёнке и рыжей же лисьей шапке (чем и запомнился), который вёз над головами пассажиров сетку с куриными яйцами, держась за верхний поручень. С яйцами в Воркуте были перебои, и она ещё подумала, что надо бы спросить у него, где брал, да далеко стоит, не проберёшься. Подумала и забыла, и доехала до своей остановки, и вышла. Шла медленно (скользко было), прошла немного и увидела впереди – поскользнулся и упал мужчина в рыжей дублёнке, да так, что лисья шапка отдельно лежит, откатилась. Подняла эту шапку и, подавая ему, сочувственно поинтересовалась:
— Яйца хоть целы?
Уж больно жаль было ей дефицитного продукта.
— Яйца-то целы, – прохрипел он, поднимаясь. – Головой сильно ударился.
Прошла моя учительница дальше и вдруг видит: у киоска покупает сигареты мужчина в рыжей дублёнке, лисьей шапке и с сеткой, полной куриных яиц. Тот самый, из автобуса. А упал, оказывается, другой, похоже одетый.
Рассказывая мне это, учительница переживала все заново и краснела, как девушка
* * *
В автобусе едет сердитая бабка с внуком, у которого на голове какое-то сооружение, обмотанное телогрейкой. На вопрос, что это у него, мальчишка громко и радостно заявляет:
— Я лыцарь!
— Сволочь ты, а не лыцарь! – взрывается бабка и, едва не плача, рассказывает, что внук надвинул на голову, будто бы рыцарский шлем, хрустальную вазу. Снять ее невозможно, мешают уши, а разбить жалко – хрусталь все-таки. Она промучилась с ним полдня, а теперь везет к матери на работу – пусть сама решает, что делать. Обмотала телогрейкой (зима на дворе, еще простудится!) и везет.
— Измаялась, – говорит, – пасти его. Не могу больше. Уеду к себе в деревню…
* * *
В Перми одно время на боках автобусов была очень модною надпись: «Жизнь только начинается». Моду эту ввели, очевидно, оптимисты-демократы на заре так называемых перемен. А потом примелькалась она уже пермякам, и уж внимание перестали обращать на нее, пока кто-то не умудрился арендовать такой расписанный автобус под катафалк.
И везут покойника с музыкой и этим бодрым текстом на борту…
* * *
Коммерческий магазин начала 90-х годов, на заре пробуждения частного
бизнеса и диковинного для России рынка. За прилавком – девчонка-продавщица, в углу на ящике отдыхает подсобный рабочий. Витрины и полки заставлены импортной бакалеей, напитками в разномастных бутылках. Стандартный ассортимент тогдашних наших «комков».
Пожилая дама в изящной шляпке на седой голове близоруко вглядывается в ряды ярких баночек, потом спрашивает:
– Что это у вас? ЛЯРД написано…
– А, это… Сало топлёное. Польское.
— Понятно. А скажите – кофе у вас гранулированный?
Продавщица озадаченно смотрит на неё, явно не понимая, о чём речь. Неуверенно говорит:
— Р-растворимый…
— Я понимаю, растворимый, но – гранулированный?
Девушка берёт банку, вертит её в руках, безнадёжно пытаясь вникнуть в смысл зарубежного текста на ней. И в этой паузе мужик-подсобник говорит негромко, как бы думая вслух:
— Сало як сало, кофе як кофе…
Вот такая коммерция. А мы – «маркетинг», «лизинг», «селенг», «холдинг»… Мудрим, ядрена вошь!
Сало як сало…
* * *
Сосед мой Витька, молодой парень, пашет свой огород, мы с женой копаемся на своем – рядом, через забор. Управляет Витька конем исключительно матом. Помимо двух-трех обычных слов («пшёл!», «назад!» и «ближе!») – сплошные матюки. Мне, «вшивому интеллигенту», неловко перед женой, и я делаю Витьке замечание – мол, нельзя ли поделикатней…
Какое-то время, смирясь, он пытался ещё продолжить работу, но не смог. Без мата – не смог. Да и лошадь, как выяснилось, другого языка не понимает.
Пришлось мне супругу отправить в дом со двора. И снова пошла у Витьки работа. Допахал.
* * *
Весной и осенью, в страду сева и уборки, подрабатывает Ефимыч со своим конем Борисом – пашет людям огороды. Бориса Ефимыч купил у деда, который выпестовал его с рождения и продал в хорошие руки, Ефимычу, когда уж вовсе одряхлел и сам пахать не мог.
— Этого деда звали не Николай? – спрашиваю.
— Точно, – вспоминает Ефимыч. – Николай Иваныч.
— Значит, конь ваш – Борис Николаевич?
Подумал Ефимыч и говорит:
— Не-е, зачем коня обижать. Тот пьяница был, а ён – трудяга.
Ефимыч – не политолог. Он – народ…
* * *
Бригадир орёт на подчинённых:
– Что вы тут расселись, работа стоит, трам-тарарам, мать-перемать!
– Чего кричишь, Макарыч? Выпить хочешь?
– А есть?
– Есть.
– Наливай.
Налили 150, утёрся рукавом:
– Ну ладно, ребята. Я пошёл. Чтоб тут порядок был!
* * *
Мохнатая дворняжка дежурит в центре Трубчевска у ларька, где продают пирожки. Если пирожок покупает ребёнок (недалеко школа), пёс садится напротив и смотрит в глаза. Ребёнок отворачивается, собака обходит и – снова напротив. В глаза. Молча. И в конце концов получает остатки пирожка.
У взрослых – подходит сзади, человек откусывает, жуёт и опускает руку с пирожком. Она аккуратно вынимает из руки, отходит и косит взглядом – гонятся или нет. Если ругаются – отбегает на безопасное расстояние, доедает, ждёт, когда обиженный уйдёт, и опять здесь. Всё повторяется.
Весь город знал её. Всё лето питалась так.
* * *
Городской приют для слаборазвитых детей, и неподалёку – колбасный цех мясокомбината. Одноэтажный склад готовой продукции. Эти «слаборазвитые» дети привязывали на верёвку кота (перед этим двое суток держали взаперти, не кормили) – и пускали в форточку склада. Голодный кот хватал колбасу, его вытаскивали за верёвку.
Вот тебе и слаборазвитые…
* * *
Всероссийское поветрие: асфальт менять на плитку. Экологически чище, эстетичнее, вроде бы долговечнее даже. Поменяли. Тротуар, вымощенный свежеуложенной плиткой, приятно пройти. Но не только жителям городка. Корова прошла. И оставила на этой новой плитке лепёшки свои коровьи – одну, другую, третью – по ходу шествия. Не оценила прогресса. И здесь же, между её ароматными плюхами – две пустые бутылки из-под пива.
По-свински с ухоженным тротуаром обошлись оба – и корова, и человек. Но корове можно простить…
* * *
Два алкаша идут по улице. Один – длинный, худой, вышагивает сосредоточенно, глядя перед собой. Второй – коренастый, семенит рядом, и всё тычет во внутренний карман замызганной куртки мутную бутылку с затычкой из газеты, да мимо, мимо, никак не попадёт. Пытаясь заглянуть в глаза длинному, спрашивает:
— Вить, я не понял. Почему мы с ними не пошли?
— Они извращенцы, – брезгливо говорит тот и крутит перед собою растопыренной пятернёй. – Им с пивом подавай!
* * *
Раннее утро. Улица. Рыжий кот жадно лакает из лужи на асфальте. Шел мужик, остановился, говорит коту:
– Что, с похмелья? Валерьянки вчера перебрал? Понятно, с кем не бывает. По себе знаю…
И пошел дальше. А кот продолжал лакать, даже головы не поднял.
* * *
Ветеран войны живёт в бараке без удобств. Отправил Президенту награды: «Я не нужен государству – так и его награды мне не нужны». Поднялся шум, телевидение прислало корреспондента, тот изучил ситуацию, пробился к местным властям, разговор с чиновником.
Чиновник: – Площадь у него позволяет, две комнаты… и т. д.
Корреспондент: – Но ведь отсутствие элементарных удобств!
Чиновник: – Да. Отсутствие присутствует…
А вот чиновница из сферы педагогики и образования объясняет корреспонденту, что зарплата учителей должна быть в прямой зависимости от личного вклада: « Нужно, чтобы их функционал был обозначен». А для этого, – говорит она, – «Им нужно показать, в какую сторону думать».
Неисповедимы пути развития идиотизма у чиновничьей братии…
* * *
Одна из многочисленных телевизионных певичек даёт интервью ведущей передачу:
– У меня много любовников, но нет настоящего, такого, чтобы создать семью, о которой я мечтаю. Муж, дети, домашний уют… Ну, вы понимаете…
Понимаем. Какой «настоящий» позарится на такую, у которой «много любовников»?
* * *
Ралли на внедорожниках Париж-Дакар. Наши впереди, почти вне конкуренции, и это приятно – хоть в чем-то мы лучше, даже сейчас, после всех передряг. Ребята – мастера настоящие, любую поломку чуть ли не на ходу устраняют, по самой сверхпересеченной местности – запросто, без задержек. Выиграли. Пьедестал почёта. Медали на шею.
А потом – телевидение, интервью. У всех интервью, не только у победителей. И тут выясняется, что условия подготовки неравные. Французам – хуже всех, жалуются их экипажи: во Франции практически нет плохих дорог. Сплошь – асфальт, внедорожникам тренироваться негде, приходится за рубежом искать дороги с ухабами.
А вот у нас с этим полный порядок…
* * *
Россия, вторая половина Х1Х века. Солдат Орешкин напился в кабаке, разбушевался, непотребными словами обложил окружающих. Увещевая безобразника, указали ему на портрет царя Александра 111:
– Как не совестно тебе бранно выражаться пред светлым ликом государя-императора!
– А плевал я на вашего императора! – отвечал Орешкин, был тут же повязан, препровождён в участок под арест, заведено дело.
Такие дела попадали на стол царю – как содержащие крамольные речи и действия супротив устоев Государства Российского. Царь, однако, сразу понял, что оно гроша ломаного не стоит, и начертал резолюцию:
- Дело прекратить.
- Солдата Орешкина отпустить.
3.Впредь моих портретов по кабакам не вешать.
4.Передать Орешкину, что я на него тоже плевал.
Разные реакции правителей на таких вот Орешкиных были в нашей истории – от распятия на дыбе и четвертования до тюремных казематов и Воркуты с Магаданом. Но вот такая, как у царя Александра, мне весьма по душе. И к удовлетворению своему я сегодня вижу её: пол-России таких орешкиных плюют на каждом углу, и особенно – в Интернете, на главу Государства Российского, это даже стало модным в гламурно-креативных тусовках, а он… он на них «тоже плевал». Держит на плечах огромную страну, и ему не до разборок…
* * *
Когда я вижу сегодня многочисленных крикунов из так называемой «оппозиции», хулящих власть в России и на неё в свою очередь претендующих, мне вспоминается Воркута времён шахтёрских забастовок на заре ельцинской эпохи передела и беспредела. По требованию шахтёрских стачечных комитетов были назначены перевыборы мэра Воркуты, и среди кандидатов на этот пост оказался… страховой агент. Молодой да ранний, он никогда не руководил никаким, даже самым маленьким коллективом, никогда не отвечал ни за кого, кроме самого себя (рядовой страховой агент), но он на полном серьёзе рвался руководить 200-тысячным промышленным городом за Полярным Кругом, где каждый день – как на фронте в борьбе за выживание. Четырнадцать шахт и посёлков при них – со всей инфраструктурой, от детских садов и школ до коммунальных и промышленных предприятий, не говоря уже о самом городе, в силу удалённости от всех центров цивилизации абсолютно автономном, без всякой помощи извне вынужденном решать все заполярные проблемы свои.
Как он, этот великовозрастный мальчик, собирался всем этим руководить – знал, вероятно, только он сам. Впрочем – откуда знать ему? Просто хотелось власти.
И сегодня, наблюдая за митингующими толпами на площадях Москвы, Киева и прочих столиц с недовольным населением и слушая их крикливых вождей, я невольно вспоминаю этого воркутинского страхового агента.
Времена повторяются…
//Брянские писатели-2015. Антология. — Брянск: типография СРП ВОГ, 2015. — с.356-365