Владимир Евгеньевич Сорочкин родился в 21 января 1961 года в Брянске.
Окончил Брянский технологический институт и Высшие литературные курсы Литинститута им. А.М. Горького (семинар Ю.П. Кузнецова).
Стихи и переводы публиковались во многих журналах и альманахах, в том числе «Наш современник», «Русская провинция», «Москва», «Молодая гвардия», «Юность», «Смена», «Дружба народов», «Форум», «Литературная учёба», «Поэзия», «Московский вестник», «Огни Кузбасса», «Волшебная гора» (Москва), «День и ночь» (Красноярск), «Всемирная литература» (Минск), «Белая вежа» (Минск) и других. Стихи переводились на белорусский, украинский и болгарский языки.
Автор стихотворных книг «Луна» (1995), «Тихое «да» (1997), «Завтра и вчера» (2005), «Потаённое небо»(2016), «Божье колесо»(2020), сборника поэтических переводов «Золотая ладья» (2021).
Лауреат Всероссийской премии им. Ф.И. Тютчева «Русский путь» (2001), премии им. А.К. Толстого «Серебряная Лира» (2014), литературной премии «На земле Бояна» (2009), им. Н.А. Мельникова (2010), международных литературных премий им. Кирилла Туровского (Белоруссия, 2010), им. В.И. Нарбута «Пять хлебов» (Украина, 2013), дипломант конкурса им. Сергея Есенина (1997), V и VIII Московских международных поэтических конкурсов «Золотое перо» (2008, 2011).
Награждён медалями «В память 200-летия Ф.И. Тютчева (2003) и «За вклад в развитие города Брянска» (2013).
Член Союза писателей России с 1996 года.
Председатель Брянской областной общественной писательской организации с 2007 года, секретарь Союза писателей России, член Союза писателей Союзного государства, секретарь Международного союза писателей и мастеров искусств (Украина). Делегат XIII и XIV съездов Союза писателей России (2008, 2013) и I съезда Союза писателей Союзного Государства (Минск, 2009).
Главный редактор альманаха «Литературный Брянск».
Умер 14 ноября 2021 года.
************************************************************************
Брянские волки
Аркадию Курдикову
Ушедшие поэты…
Стали строже
С годами лица их и судеб миг.
Поснов, Денисов, Козырев…
Но кто же
Из них дороже?..
Холодок по коже
Проходит, лишь подумаю о них…
Стихи их были — точно — с кулаками,
С клыками даже — от избытка сил
И от любви, копящейся веками…
Не зря в романе «брянскими волками»
Любя их, Юрий Фатнев окрестил.
Они до жизни были очень хватки,
Ложь не терпя, не ластясь ко двору…
Ты знал все их ухватки и повадки,
Знал цену дружбе — с этим — всё в порядке —
Знал — как никто — свой в стае, и в миру.
Просты в быту, но в творчестве — велики,
Они прошли по жизненной меже
Красиво, трудно, в лёгком кураже…
Благодаря тебе живут их лики,
Их голоса звучат в твоей душе.
Поэт, как волк, охотится ночами
На строчки, устремляясь к небесам,
Один, в своём неведомом начале.
Они ушли, а волки измельчали —
Не те уже волчата, знаешь сам.
Пред творчеством твоим снимаю шляпу.
И серым братьям отдавая долг,
Пойдём и мы — в их стаю, по этапу —
Когда-то — по невидимому трапу…
Позволь пожать твою большую лапу,
Мой милый друг — последний Брянский волк!
* * *
Пусть холодная тень пробежит по судьбе,
Но лишь станут прочней нас связавшие нити.
Как легко каждый миг вспоминать о тебе —
Невесомой, как летнее солнце в зените.
Эти дни, словно сны пролетают, и в них
Остаётся надежда сияющим следом.
Как легко о тебе вспоминать каждый миг
Бесконечного дня, осиянного светом.
Не хочу ничего забывать и менять.
Не прервётся горчащая память живая.
Как легко каждый миг о тебе вспоминать,
Нити солнца в волшебный клубочек свивая.
Сирень
О, как спешит сирень цвести,
Когда ночами бьёт остуда.
Шепчу: «Прости меня, прости,
Моё нечаянное чудо…»
Пусть я ни в чём не виноват,
Но — посмотри, как — изнывая,
Сирень горит, слова горят,
Своей вины не сознавая.
Готов вобрать духмяный вихрь
Любой каприз, любую шалость,
Когда дыханье губ твоих
С небесным сумраком смешалось.
Как густ и сладок аромат
Цветенья, мая и печали. —
Мы столько лет уже подряд
Лишь этим воздухом дышали. —
Так неразрывны и просты
И бесконечны в дымке смутной
И эта жизнь, и май, и ты,
И этот день сиюминутный.
Черёмуха цветёт
Как ночь черна! Черёмуха цветёт,
И кажется — за неименьем веры, —
Что в этом городке — наперечёт
Знакомы мне все улочки и двери.
Я здесь — впервые. В мареве весны
Пусты глухие окна, как стаканы.
Спит городок. И сны ему тесны,
Но так наивны и благоуханны.
Лишь нависает влажною стеной
Черёмуха, обрушиваясь в плаче.
Ты — далеко. Ты даже не со мной.
Ты — там, где всё иначе. Всё иначе.
Как ночь черна в углах зелёных ниш!
Как жжётся запах блёклой пеленою…
Я жду звонка. Сейчас ты позвонишь,
И эту ночь рассеешь надо мною.
Кто
То ли крылья, то ли ноги —
Хрупко вынесли на свет…
Кто привёл нас по дороге,
Дверь открыл нам на пороге
В этом мир?.. Припомнишь?.. Нет?..
Кто, оставив в нашем теле
Искушений кутерьму,
Нас — хотели б — не хотели —
В путь — отправит вновь — доселе
Неизвестный никому?..
Кто — последней став опорой,
Дверь захлопнет погодя,
Закрывая звёздной шторой
Смерть, не знаем о которой,
Рядом с нею проходя.
Роза
А женщина-лето пришла и ушла,
Побыв до обидного мало…
Пунцовая роза на платье цвела,
Я даже сказал бы — пылала.
Не мастер я жадное время кроить,
Обменивать шило на мыло. —
Я мог бы от розы хотя б прикурить,
Но лето, увы, уходило.
Дождь сыплет сегодня своим серебром,
И я понимаю — старею,
И пахнет подушка моя сентябрём
И грешною розой твоею.
* * *
Я не стану просить пощады,
Несусветного обещать. —
Не смогу я любить, прощая,
Слишком просто — всегда прощать.
Кто ж проверит — что будет дальше,
Но из сердца уходит страх,
Слыша нотки игры и фальши
В осторожных твоих словах.
Разве сложно, моя родная,
Обрывать столь привычный след,
Свет вдыхать твой всей грудью, зная,
Что вот-вот и погаснет свет.
Ни изверившись, ни отчаясь,
Но безвыходно так порой
Понимать, что уже прощаясь
Я люблю тебя, ангел мой.
* * *
Дни без тебя дождливы и просты.
Их против шерсти так привычно гладить.
А дождик можно в косу заплести
И с боку бантик жёлтенький приладить.
В миноре по верёвке бельевой,
Стекают капли азбукою Морзе
На листья, на асфальт полуживой.
А ты самозабвенно пишешь: «Море…»
И ввечеру уже не разобрать,
Какое дождь нашёптывает имя
И что кропает в мокрую тетрадь
Тягучими линейками своими.
Шумит прибой
Звоню. Уходит связь,
Лишь слышно вразнобой
Из трубки, как, смеясь,
Шумит морской прибой.
Безбрежен окоём.
Безгрешна синева.
Волнами день за днём
Обкатаны слова.
И каждый вздох размыт
Меж мною и тобой.
Шумит прибой. Шумит
Прибой. Шумит прибой.
Черновики
Как роднички из-под руки
Текут, текут черновики.
Они – неясные пока –
Клубятся, словно облака,
И устилают стол пустой
Травой шуршащей и листвой,
Чтоб прорастать – лугам под стать,
Чтоб небом стать, рекою стать.
Зной
Дорога шла туда, где начинался зной,
И собственную тень притаптывали ноги.
Лес крался по бокам, и воздух слюдяной
Тлел над песком прямой, как долгий взгляд, дороги.
Вдоль просеки, едва покачиваясь, плыл
Свод сосен и берёз, оттягиваясь мимо,
И радужница, сев в накатанную пыль,
Была, как всё вокруг, — чиста и недвижима.
Всё замерло на миг, протяжный, как юла
В движении своём на месте без запинок,
И бронзовый испод застывшего крыла
Сравнялся с чешуей обветренных песчинок.
Казалось, что вот-вот, и лес и высота
Смешаются, совпав в частицах и ионах,
Найдя единый тон, пролившись, как вода,
Вобравшая цвета от синих до зелёных.
Казалось, жар сейчас сомкнётся, завладев
И всем и вся окрест – потерянно и слепо…
Но дрогнули крыла, и бабочка, взлетев,
Вернула на круги своя и твердь, и небо…
Чёрное и белое
I
Страшнее тьмы – всё та же тьма.
Зола – бессонница – болото.
Пустая почта и зима
Почти в канун солнцеворота.
И ночь не та, и сны не те.
Их нет! За серостью подённой
Ты спишь в кромешной темноте
Комочком тьмы новорождённой.
II
Снег… Неизбывно долгий снег
Идёт сплошной стеной, нелепо
Скрыв без прогалин и прорех
Овчинку сжавшегося неба.
Так светел только белый вихрь
На пустыре пропавших улиц,
Как будто души всех живых
На землю мёртвую вернулись.
Ирий
Как птички, клюющие иней
С рябиновых горьких драже,
Мы смотрим на призрачный ирий,
Открытый пернатой душе,
Грустим в предвкушении манны
Небесной, на случай нужды
Пакуя свои чемоданы,
Которые там не нужны.
Сальто-мортале
Огни потушит цирк.
Под купол — по привычке —
Душа взлетит под чирк
Воспламенённой спички.
Ни запахов. Ни слов.
Ни чувств. Ни разговоров.
Ни клоунов. Ни львов.
Ни пони. Ни жонглёров.
Аншлаг! — курсив, петит.
Две даты под табличкой.
Лишь фокусник стоит,
Светя горящей спичкой.
Полутень
Застыв, ещё блестит металл
Сгорающих светил.
Что ветер не добормотал,
То сад договорил.
Листвы скукожившийся кров
Всю ночь шумел — по ком?..
Рассвет наполнен до краёв
Невнятным шёпотком.
В прохладе утренней слова
Слетают с языка,
Как тень размытая — едва
Затеплится строка.
Свет заговаривает тьму,
Скользя за ней — след в след…
Но не нужны слова Тому,
Кто создал тьму и свет.
Последнее сердце
Вот-вот за тобой и захлопнется дверь,
Впустив пустоту и усталость.
Как много их было – сердец, но теперь
Последнее сердце осталось.
Немое твоё поцелую плечо,
Прощаясь с тобою телесно.
Давай нарисуем с десяток ещё
Сердечек на пыльной столешне.
До завтра пускай заметёт забытьё
Дорожку, ведущую в старость.
Последнее сердце осталось. Твоё.
Последнее сердце осталось.
Полувзгляд
Если я и храним
Ангелом не во плоти,
Он — за плечом моим —
Видит тебя напротив.
Каждый его совет
Знаю я с полувзгляда.
Он говорит мне: «Нет!
Нет! Не сейчас! Не надо!..»
Думает — обманусь,
Дров наломав попутно.
Если же обернусь,
Я вас могу попутать.
Но о тебе всегда
Помню я, даже — чаще.
Ты говоришь мне: «Да…
Да… Ну скорей… Сейчас же…»
Осени бирюза
Выцвела подчистую…
Ангел, закрой глаза,
Я её поцелую…
* * *
Разлука меня измотала,
Как будто, сливаясь в огне,
Тяжёлые струи металла
Тебя выжигали во мне.
С дыханьем рвалась ты наружу,
И мне не хотелось дышать,
И можно – казалось бы – душу,
Как слиток в руке подержать.
Когда-то алхимики так же,
Иного не зная греха,
Испачкавшись в угле и саже,
Крестясь, раздували меха,
И с тихой улыбкою счастья
Молились на образ святой,
И серый свинец превращался
В сияющий луч золотой.
* * *
Осени признаки явные
Видишь на каждом шагу.
Слышно, как падают яблоки
В стареньком нашем саду.
Дальнее поле распахано –
Всё – из полос и заплат.
Дверь ненароком распахнуто
На догоревший закат.
Можно простить и покаяться,
Можно забыться виной.
Вместе с тобой мы пока ещё,
Ты ещё рядом со мной.
Помню себя каждой толикой
Только твоим и ничьим.
Пахнет зелёной антоновкой,
Детством и небом ночным.
И расставаться не хочется,
Но, словно загнанный зверь,
Из темноты одиночество
Смотрит в раскрытую дверь.
//Брянские писатели-2015. Антология. — Брянск: типография СРП ВОГ, 2015. — с.346-355
Буктрейлер на стихи В.Сорочкина:
https://www.youtube.com/watch?v=D0BTYalNtAQ