Кистерный Григорий Анатольевич
родился в 1963 г. в посёлке Буревестник Курильского района Сахалинской области. Большая часть жизненного пути связана с Брянском.
Среднюю школу окончил в 1980 году. После школы работал на заводе «Ирмаш» слесарем-инструментальщиком в отделе главного технолога. В 1981-83 гг. служил в железнодорожных войсках.
Выпускник лесохозяйственного факультета Брянского ордена Трудового Красного Знамени технологического института.
Работал младшим научным сотрудником, ассистентом на кафедре лесоводства и защиты леса, помощником лесничего в Суземском лесокомбинате Брянской области. Обучался в аспирантуре.
В 1995 г. Защитил кандидатскую диссертацию по специальности «Экология».
С 2008 г. проживает в посёлке Путёвка Брянского района Брянской области.
Работает в должности доцента кафедры «Лесное дело и технология деревообработки» Брянского государственного инженерно-технологического университета.
Стихи публиковались в альманахах «Литературный Брянск», «На земле Бояна» и коллективных сборниках «Брянские писатели. Антология» (2015), «Венок Тютчеву» (2015), «Брянские поэты. Избранное» (2018), «День поэзии – XXI век. 2018-2019 год» (2019) и др.
Автор трёх поэтических книг «Солнечное сплетение» (2008), «Крылья махаона» (2011) и «Край золотого орла» (2019). Член Союза писателей России, лауреат литературной премии им. Н.И. Рыленкова (2018).
Свобода
Буревестники реют над серой волной,
Будто блики души океанской,
А внизу, под скалой, хулиганит прибой
С бесшабашностью – просто пацанской.
Словно молот – глухие удары воды,
Направляемой властной рукою;
И всё глубже и чётче на камнях следы –
Вечный зодчий не знает покоя.
Океан впереди, и ко мне океан
Льнёт широкой своею душою,
И без устали движет сюда караван
Волн, бегущих одна за другою…
На обрыве стою, и солёным ветрам,
Приносящим сюда запах йода,
Я вверяю себя – вот он истинный храм,
Вот она – неземная свобода!!
Всего лишь сон
Лучом огня сверкнула ты вчера,
Морской волной ударилась о скалы.
Бесцветные пустые вечера
Прикрыли вдохновения опалы.
Я бриллианты слов тебе дарил,
И устилал дороги жемчугами,
То – тихо пел, то – пылко говорил,
И берег содрогался под ногами…
А ты – совсем не слушала меня,
Внимая жадно пению прибоя,
И брызги волн, и всполохи огня
Овладевали полностью тобою.
А я взывал, но был прибой сильней,
И голос мой тонул в просторах моря.
Я песней жил, как страждущий Орфей,
Не зная ни усталости, ни горя.
Я любовался обликом твоим
И восхвалял изгибы тонких линий…
Источник силы был неистощим
И был неиссякаем запах лилий…
Но ночь прошла, и с ней исчезла ты,
Оставив в памяти туманные виденья
Источника желанной красоты
Под неусыпным взором провиденья.
***
Давайте восклицать,
друг другом восхищаться…
Булат Окуджава
Давайте же гореть и наслаждаться,
Вкушая мимолётность тёплых встреч.
Давайте в этой жизни утверждаться,
Стараясь не забыть и уберечь…
Стараясь не уйти, предав забвенью,
Что было раз и не случится вновь,
Что и теперь знакомой лёгкой тенью
Живёт во мне касаниями снов.
Что возвращает в наш чудесный вечер
Из круга повседневной суеты…
И, помнится, – возвышенные речи
Не раз произносили я и ты.
И, помнится, сверкающие взгляды
Дарили мы друг другу, не боясь,
И жило ощущение отрады
Друг другом восторгаться, не таясь.
И был оазис счастья средь пустыни,
Огонь свечи в кромешной темноте.
Он всё горит для нас двоих поныне
Хотя, возможно, мы уже не те.
Старый город
Думайте почаще обо мне…
До сих пор на Чашином Кургане
Призраком кружусь в пустынной тьме
И дышу огнём воспоминаний,
Время разворачивая вспять,
К изначалью первых поселений…
Всё-таки немыслимо понять
Сущность человеческих стремлений.
Встроившись в поток бегущих лет,
Вижу, как Десна меняет воды
И содержит сам в себе ответ
Лик преобразованной природы.
Существую, чтобы ощущать
Данности стремительные миги,
Слышать пульс и снова разрывать
Времени тяжёлые вериги.
Приподнявшись скромно над Десной,
На горе Покровской, над Судками,
Прижимаюсь – зримый и земной
К небу золотыми куполами.
Метаморфозы души
Мне тоже в сердце вдруг вошло копьё,
И знаю я: Любовь постигнуть трудно…
Константин Бальмонт
Промчалось время – нет зимы,
И оживают анемоны…
На свет спешат из полутьмы
Волнений жарких легионы.
За шквалом – шквал, покоя нет.
А разве я желал покоя?
На гребнях этих буйных лет
Я ждал тебя, у бездны стоя.
Я ждал тебя, надежды мне
Несли приветливые волны,
Лаская берег в тишине
Ещё безлюдный и безмолвный.
Я ждал тебя, качался бриг,
Волна спешила за волною,
И был пронизан каждый миг
Моею трепетной мечтою.
Ты появилась и смогла
Обречь меня на содроганье,
И в сердце острая игла
Впилась, как будто в наказанье!
За то, что, смея лицезреть
Твой облик, смею наслаждаться
И, робко, взгляд ловя, пьянеть,
И наслаждаясь, забываться.
В саду своем взрастил цветы.
К ногам твоим бросаю розы,
Они любовью налиты –
Души моей метаморфозы!
Тамарикс
Я видел Крым, я слышал звуки моря,
И ветры мне несли степной привет.
Дрожал, качаясь, с ними долго споря,
Ветвисто-сизый тамарикс-атлет.
Победно впившись крепкими корнями
В песчаный слой просоленной земли,
Он будто бы смеялся над ветрами,
А ветви красовались и цвели…
Крупинки соли лист ронял шершавый,
Соцветья распускались не спеша.
Вот он каков, изящный, величавый;
В нём тоже есть незримая душа!
О, ты, отважный житель побережий,
Священное растенье этих мест,
Ты, украшенье знойных порубежий,
Ты, бросивший бесплодному протест!
Тебя коснусь рукою осторожно,
Почувствую коры сухую жесть.
Уста шепнут: « Я знаю, что возможно
В соленой почве жить, расти и цвесть»!
Мой океан
Вам рассказать про Тихий океан?
Какой он грандиозный и могучий?
Солёный, многообразный титан –
То кроткий агнец, то – мрачнее тучи.
Я помню дом, стоящий на краю
Скалистого глубокого обрыва.
Я душу океану отдаю
Во время полновластия прилива.
Когда внизу клокочут буруны,
И шум такой, что звукам рядом тесно,
В ударах набегающей волны
Ловлю слова его священной песни!!
Сонет о себе
Та дорога, которой иду – словно вьюн
Средь заросших полей пролегла незнакомо.
Коростель молодец, как вещун-гамаюн,
Надрываясь кричит, жарким чувством влекомый.
Вот оно – восклицание слившихся лун,
Перестуки сердец, предвкушений истома.
Эхом памятных дней чувств разбужен табун,
Мной в ночное от дома упрямо ведомый.
Распалённым порывом Природы повит,
Я внутри всё такой же несносный гуляка,
Но прошедшего горечь мне душу саднит!
Обязательства вплавлены в знак зодиака.
Образ близких людей мной еще не забыт…
Ночь встречает меня поцелуями мрака.
Воплощения
О, здравствуй, сила и спонтанный дар,
О, здравствуй, свежесть новых состояний!
Сквозь тьму зрачков на мир как ягуар
Смотрю сейчас, не ведая страданий.
Как он – бесшумно прыгаю во мгле,
Как он – крадусь, исполнен гибких граций…
Второе воплощение – в орле,
Кружащимся над кронами акаций.
Ленивый взмах простёртого крыла…
И тянут ввысь воздушные потоки…
За облака, где больше нет тепла,
Зато простор – и вольный, и широкий!
***
Рядом долгая боль. Вот она нестерпимо
Ударяет по нервам горячим моим.
Облаками свинцовыми тянутся мимо
Токи снов, просыпаясь, я ими томим.
Распалившись при новом свидании с ночью,
Дотлевают углями остатки беды,
И гнетущие грозы, уставши толочься,
Затихают, повсюду оставив следы.
И витальные треки, и тени ненастья
Уж не в силах нарушить спокойствие дня.
Здравствуй, тихое и долгожданное счастье,
Подойди и собою окутай меня.
Здравствуй, счастье моё, мой чудесный попутчик.
Мы сливаемся вместе в разливах времён.
Я исчез, нет меня, я – стотысячный лучик,
Я ничтожная капля, я – песня, я – стон!!
Две волны мировые – порядок и хаос
Устремились друг друга в борьбе превозмочь.
В быстрой смене монад проявляется Дао
В тихий миг полноты, отодвинувший ночь.
***
Мне снился сон: Земля лишилась неба,
Частицы духа плавали во тьме,
И здесь никто как будто раньше не был.
Душа, забыв о маленькой тюрьме,
Уже плыла над щупальцами мира,
А там, внизу, из недр сочилась кровь.
Расплавами базальта и порфира.
Земля, дрожа, преображалась вновь.
Очищенные души как когда-то,
Сплетясь, являли свежий океан,
Овеянный предчувствием возврата
К местам морщин, провалов, впадин, ран.
Сплетенье душ рождало чистый воздух,
Младое небо льнуло к берегам,
В воде плескались долгой ночью звёзды,
И люди жить учились по слогам.
Мир
Мир связан с бездной призрачных веков,
Он вновь другой, и мне его дыханье,
Все существа, все среды, расстоянья
Всё ближе и понятнее без слов.
И весь его изменчивый покров,
И жизни роковое трепетанье
Опять отражены в моём сознанье:
Мир стар годами, но мгновеньем – нов.
В игре лучей на крыльях Махаона,
В короне солнца, в трепете цветка
Создателя творящего рука!
От немоты и до живого стона,
Где есть мироточивые иконы –
Мир в Божьем Слове, вложенном в века
И в росчерки на крыльях Махаона!..
Дежа вю
Из осколков беды вдруг мозаика счастья сложилась,
И осколки сердец совместились в знакомый узор,
И в пространство знакомое дверь бытия отворилась,
А за ней дежа вю и тональность одна – ля-минор.
Там извивы дорог заплетаются в сеть лабиринта,
Там открыта возможность предвидеть рисунок ходов.
И повсюду мерещится мне аромат гиацинта,
За спиною, в ночи, шорох чьих-то голодных шагов.
Это смерть – безупречный холодный и тёмный свидетель,
Это жизнь, что проявлена вновь и во всей полноте.
Воспалённые шрамы и свист опускаемой плети:
Вот он я, посмотрите, во всём и, как будто, нигде,
А минорные звуки – лишь память моих одиночеств,
Омрачённых неведеньем истины скрытых глубин,
Но теперь освещаемых светом оживших пророчеств:
Я – во всей полноте, я – повсюду, во всём и один!
Гексаграммы судьбы отпечатались строгим рисунком,
И предвиденья смерчи уже не тревожат меня.
Эти светлые звуки рождают дрожащие струны,
В бесконечных мирах, бесконечной молитвой звеня!
***
Я во сне научился летать,
Поднимаясь над домом и полем,
Чтобы с ветром беспечно играть
И, блаженствуя, чувствовать волю.
Я во сне научился парить
Над гудящими кронами бора,
Нежно небо лаская, любить
Лик луны и огонь метеора.
Только стоит прилечь отдохнуть,
Отрастают широкие крылья,
И душа повторяет свой путь,
К небесам устремясь без усилья.
***
В тёплой заводи стайками вьются мальки,
Выбивая под ноль зазевавшихся дафний;
Так легко и привычно дрожат плавники,
Вынося их на путь, неизвестный и дальний.
Где ручейник катает песчинки на дне,
Где томится беззубка, разжавшая створки,
И над узкой излучиной, здесь, в тишине,
Стебель плачущей ивы склоняется тонкий.
Где цветёт стрелолист и объятья свои
Раскрывает приветно в ленивом потоке,
Будто хочет найти хоть немного любви
В проплывающих рыбках иль в сонной осоке.
Зазеркалье
Водомерки скользили по зеркалу вод,
Ощущая так близко себя к зазеркалью,
Где зеркальные карпы лениво вперёд
Проплывали, светясь зазеркальной печалью.
Может быть от того, что не смели они
Хоть на миг поменяться хоть с кем-то местами,
Вот и вьются кругами и ночи и дни,
Отмеряя пространство себе плавниками.
Может быть от того, что не могут схватить
Этих маленьких, скользких, стремительных бестий,
Или то, что отсюда никак не уплыть,
Оставаясь в пруду на прикормленном месте,
Напрягая глаза, чтоб себя рассмотреть,
И бесчувственным ртом разорвав отраженье,
Словно жалуясь, песню беззвучную петь
С непонятным другим зазеркальным смятеньем,
Распугав водомерок, сбежавших на мель,
За плантации листьев купальниц и ряски;
Здесь теплее, сытнее и рядом постель,
И опять начались на поверхности пляски,
Лишь до первого шума знакомой беды
И от первых тяжёлых разбившихся капель,
До сорвавшихся сверху потоков воды,
Всю поверхность пруда, всколыхнувших внезапно.
Стал и воздух другим и другою – вода,
И миры совместились, придя к соглашенью,
Зазеркалье исчезло внезапно, когда
Каждый смертный своё потерял отраженье.
***
Заунывные тянут псалмы
Волки, сбитые в плотную стаю,
И в глубинах мерцающей тьмы
Голоса, повторяясь, не тают.
Сблизив морды, поют в унисон,
Упиваясь величием темы…
То ли вой, то ли праведный стон
Перед призрачным ликом тотема?
Дух породы себя сохранит
В самом сердце уснувшего леса…
До луны, устремлённой в зенит,
Долетает горячая месса.
Ощутима изнанка времён,
Временные границы размыты,
И посланцы ушедших племён
В высшей точке молитвам открыты.
Только так, пригласивши своих
В обиталище дикой природы,
Единение станет для них
Высшим смыслом в тисках несвободы!
***
Глазами кувшинок белых озеро в небо глядело,
А небо руками ветра к ним прикоснуться хотело.
Играя, рыбёшки стайкой кружили на мелководье,
Уставший наездник-ветер за куст зацепил поводья,
Затих, озирая дали, и двинул походкой смелой,
Но только вздохнул, робея, при виде кувшинки белой.
А утро, взбодрясь, вставало всё в зареве птичьих песен.
И было немного грустно, что мир так велик и тесен.
Цапля
Белая цапля, как ангел, тихо стоит у воды…
Образ глубоких волнений в сердце оставил следы.
Вижу её отраженье в зеркале круглом пруда,
Сущность моя в ней и с нею… нет, не на миг – навсегда!
Странное-странное чувство, будто бы прошлого нет,
Будущность неощутима и неподвижен рассвет.
Нет ничему повторений, времени сорван покров,
И настоящего символ замер в пространстве без слов.
Утренний ветер не дышит, не шелохнётся тростник,
Песня лягушки-жерлянки – остановившийся крик.
*Рдесты, простёршие руки, встали в молитвенный ряд.
Лживы глаза, дарит правду только лишь внутренний взгляд.
О, как вполне ощутимо соединение душ.
Каждый, кто чувствует это, в теле своём неуклюж.
Что это? Разные жизни? Сколько же можно стоять?
Цапля тихонько шагнула, став неподвижной опять.
*Рдесты – водные растения рек, озёр, прудов.
Свиристели
Спит рябинка, укутавшись в снежную шаль,
И боятся её разбудить свиристели,
И, нахохлившись, прямо на ветках печаль –
Заплетают они в серебристые трели.
Эти нежные вестники белой зимы,
Эти скромные души усталой природы…
– Дайте, дайте мне вашей печали взаймы
И возьмите с собой мои лучшие годы.
Это я, с непонятною силой любя,
Половинку души вам своей оставляю.
То ли грезится мне, то ли вижу себя
Возле вас и дыханьем своим согреваю.
Сумерки века
Уходя на свидание с ночью,
Повстречаешь слепые аллеи,
Спотыкаясь, почти что на ощупь,
Проживаешь и дни и недели.
И проходишь леса и пустыни,
Вскоре к морю бескрайнему выйдешь,
Но повсюду простор тёмно-синий,
И другого уже не отыщешь,
И никто не тревожит. Пространство
Развернулось, и в шуме прибоя
Только ласковое постоянство –
Звуки ровности, звуки покоя.
Всё, что видишь – лишь сумерки века,
Только тени и тени живого
Человечества и человека,
И тенями размыта дорога.
Долго тянется это свиданье…
Разум замер под сенью безмолвий.
Только тени – вот всё мирозданье,
Да далёкие всполохи молний.
Откровение
Мы приходим к себе через дикие бури невежества,
Принимая себя как частичку всего человечества.
Миллиарды бушующих солнц. – Вот оно откровение:
Чтоб невежества маску сорвать, нужно только мгновение…
Мы когда-то уйдём, станем частью правдивой истории,
Огоньки наших душ полетят над земной траекторией,
И замедлится время, став частью святого могущества
И касания Бога, и света его вездесущего,
Неизвестного ныне слепцам, одолённым безбожием:
Вместе с нами они на Земле, и всего лишь прохожие!
Как мучительно тянется время суда ожидания.
Зыбкий плач превращён в очистительной силы рыдания.
Прорисованы судьбы людские и смертью увенчаны,
Одинаково каждая милостью божьей отмечена.
Так познаем себя изнутри через долгие практики,
Чтобы души, как звезды рождались, сияя в галактике.
***
Солнце сил набирает,
небесная сфера румянится;
к ней бродяга-ручей тянет влажные руки свои,
а в кривом ивняке, неустанно,
так ярко, так искренне
изливают себя возвратившиеся соловьи.
Вновь сияют лампады любви откровенно, неистово,
связкой жёлтых ключей оказался цветок-первоцвет,
а ручей, словно кошка, ласкается…
Будто в забвении,
пёстрый дятел трещит всею силой своих кастаньет.
И танцуют лучи и, легко соскользнувши по веточкам,
утопают в ручье – обожателе ивовых ног.
Повторяя обряд,
этот мир создаёт себя заново. –
И собою любуется в каждом проснувшийся Бог!
***
Глубоко, не достать до дна,
Полонит всеохватно грусть.
Надрываясь, звенит струна,
Рвётся в сердце, болит…
И пусть,
Завывая, спешат ветра,
Рябью кроя поверхность луж,
Мельтешат языки костра,
Как виденья озябших душ.
Осень снова несёт сюда
Листопад и дождя вуаль.
Лишь коснётся углей вода,
Зашипит, но костра не жаль…
Может сказка, а может – миф
В волнах слов, в связках горьких нот,
И гитары дрожащий гриф
После срыва струны поёт.
Если в сердце тоски пожар
И вскипающих слов бурун,
То не надо других гитар,
Самых крепких и звонких струн.
***
Пытаться выразить себя
Высокой чистой нотой стона,
Душа не может не любя,
Не зная лиру Аполлона,
Она стремится в древний храм,
Где Каллиопы и Эвтерпы,
И Полигимнии устам
Доступен слог свободный терпкий.
Но не играет Аполлон,
Застыв с улыбкою живою.
«Проснись, прости» — Но крепок сон,
Когда Морфей над головою.
И тщетно страстное: «Прости»
Несёт душа глубокой ночью,
Горя желанием цвести
В немом пространстве междустрочья.
Лишь в долгих поисках, потом,
Найдёт она среди молчанья
Ещё не выплеснутый гром
И светлых муз очарованье.
Марине Цветаевой
Мирозданье прекрасно, коль вижу твою –
Триединую душу. Её узнаю
По цветению лилии в вечном саду
И по облаку-птице в небесном пруду,
Звукам лиры, проникнувшим в сердце моё,
И словам, обращённым в стрелы остриё.
Те слова, словно ветра горячий порыв,
Обжигают меня. Я спешу на обрыв…
И над пропастью времени вновь виадук
Образует сплетенье скрестившихся рук.
***
Прошу, любовь, не меркни никогда.
Лишь ты даёшь надежду на спасенье
И обещаешь миру всепрощенье,
И в наши души просишься всегда.
И снова тает всякая беда.
Когда приходит тихое терпенье,
Привязанность, друг другом упоенье,
В отмеренные Господом года,
И высших сил святое выраженье –
Заветное сердец преображенье
И радостных предчувствий череда.
Уйдёт вся боль, жестокость, алчность, чванство,
И нежностью наполнится пространство,
И всё пройдет, но не любовь, о да!
Прошу, любовь, не меркни никогда!
Серафим
Никаких телескопов не нужно, чтоб видеть меня,
Никаких аппаратов, чтоб чуять присутствие слова.
Толстокожим вложу его в боль от укуса слепня,
А слепым и глухим в блеск и вой грозового покрова.
Я на землю спешил к Вам по воле Отца моего,
Я принёс человечеству мною спасённые души,
Но касаясь корявых сердец, не нашёл никого,
Кто бы мог их свободно принять, чтобы слышать и слушать.
Видно, время ещё не пришло, но не смею хранить…
И они, разлетаясь, нигде не находят опоры.
Больше двух тысяч лет непрестанно пытаюсь привить
Ощущение Бога, без тени немого укора!
Сотни млечных путей перевились в моих волосах
И на крыльях простёртых возникли рисунки созвездий,
Но всё больше порочного слышу в людских голосах,
И в поступках – всё больше жестокости, хамства, бесчестья.
Больше двух тысяч лет продолжаю людей умолять
Дать возможность их душам раскрыться хотя бы немного,
Чтобы кроме животных начал вдруг в себе узнавать
Мой сердечный призыв и любовь, и присутствие Бога!!
//Брянские писатели-2015. Антология. — Брянск: типография СРП ВОГ, 2015. — с.94–103