От лица писательского сообщества Брянщины поздравляем Алексея Филипповича с Днем рождения, желаем крепкого здоровья, семейного благополучия, любви, вдохновения, новых книг!
Правление БООПО СПР
Алексей Филиппович Корнеев родился 3 августа 1942 года в Куйбышевской области (отец работал начальником цеха авиационного завода). Родители — уроженцы деревни Леденёво Жуковского района Брянской области.
Окончил среднюю школу № 14 в Брянске и Заочную Высшую партийную школу при ЦК КПСС. Почти 10 лет проработал фрезеровщиком на Брянском автомобильном и Бежицком сталелитейном заводах. С 1968 года — литсотрудник, редактор многотиражной газеты, ответственный секретарь областных газет «Брянский комсомолец», «Брянский рабочий». В 1999-2002 годах — пресс-секретарь председателя Брянской областной Думы.
Член Союза писателей России с 2013 года. Стихи публиковались в региональной прессе, журналах «Пересвет», «Литературный Брянск», литературном альманахе «Боян».
Автор книги «Мой костёр» (2012).
Пусть люди встречаются умные,
Пусть греет улыбка простая.
А мы так тепло о Вас думаем,
Стихи с интересом листая!
Алексей Корнеев. Странички избранного. Новые стихи
Бессмертный полк
Памяти Григория Степановича Лащенкова
Погиб 23 февраля 1943 года
Ты склонишься над могилой братской
На седом граните ряд имён.
Прадед твой, разведчик партизанский,
Здесь навечно в списки занесён.
За родимый край в огне сраженья
Шёл вперёд не отступая он.
В схватке, прорывая окруженье,
Был осколком вражеским сражён.
Он жену, детей врагу не выдал,
Звал в тревоге, не затих пока…
В день Победы с прадедом ты выйдешь
На парад Бессмертного полка!
И когда пойдёшь с людской волною,
Спросит, любопытствуя, сосед:
«Отчего же в рамке над тобою
Только имя, а портрета нет?»
И ответишь: «Вот какое дело,
Облика его не знаем мы.
Просто фотокарточка сгорела
В сорок первом, в пламени войны».
Сколько лет прошло с тех пор, но всё же
Прошлого от нас не отлучить…
Будем же, на прадедов похожие,
Всей душою Родину любить.
* * *
В непроглядной тьме тысячелетий,
В неправдоподобном далеке
Озарился разум человечий
Мыслью о железном молотке.
Только так, без ложного витийства,
Логика истории тверда.
Прежде, чем оружие убийства,
Сделано орудие труда.
Прежде — бурной плавки ликованье,
Половодье жаркого ручья,
Дружный перезвон у наковальни,
А потом — бряцание меча.
Только так и до последней бездны,
В муках, ненавидя и любя,
Будет разделённый век железный
Создавать и убивать себя.
Из Фомы Аквинского
Бесплодное сомнение, тревога
Обосновались в пасмурной судьбе…
Молись так, будто всё во власти Бога,
И делай, будто дело всё в тебе.
Примета
Весенний полдень кверху дном! ―
По синим волнам.
Навстречу женщина с ведром,
Да с полным…
Светла, как ясный лик судьбы,
Легко ступает.
Ни капельки своей воды
Не расплескает.
И я, хорош когда-то гусь
И даже ястреб,
От родника за ней вернусь,
Окликну: «Здравствуй!..»
Чуть удивлённая, в ответ
Улыбку скроет.
«Маньяк он, что ли, сивый дед…»
И шаг ускорит.
Немножко
Куда-то еду, хмурый, старый,
Пейзаж унылый из окна.
На пригородном полустанке
Качнуло, и вошла она.
Моё несбывшееся чудо,
Улыбка ясная мечты.
Я сел напротив:
— Здравствуй, Люда!
— Алёша, неужели ты?
Я сразу так и не признала,
Седой совсем и борода.
Мне здесь от дачи до вокзала.
Полжизни не видались, да?
…Когда-то за порогом школьным
Дороги наши разошлись.
Расстались, будто птицы вольны,
Семья и дом, сложилась жизнь.
Однажды слышал от подруги:
Жива-здорова, и к тому ж
Благополучны дети, внуки,
На старости ревнивый муж.
— Скажи мне что-нибудь, Алёшка!
И я с улыбкой говорю:
— Влюблён в тебя чуть-чуть, немножко
Был…
Господи, зачем я вру?
И почему сказать не смею,
Что и сегодня, и всегда,
Закрыв глаза, готов за нею
Идти неведомо куда,
Что в светлом, непорочном девстве
Душою чист и робок был,
Любовью тайной, полудетской
Её без памяти любил! —
Той самою, когда стремишься
Взрослеть, чтобы мужчиной стать,
Желаешь страстно и… боишься
Бесценным счастьем обладать,
Надеешься на встречу с милой
И, встретив, спутанно молчишь.
Слезой, невидимою миру,
Подушку ночью окропишь.
Быть хочешь неразлучной тенью
Под вешним солнцем юных дней.
И сердца первое томленье,
И первый танец — тоже с ней!
Под радиолу белый танец.
Ты ждёшь, натянут как струна.
Шампанским брызжущее танго!* —
И в красном платьице — она…
О, если бы вернуть начало! —
Я всё сказал бы, сделал, смог,
решил…
Она не прерывала
Мой молчаливый монолог.
В глазах лучистый свет осенний.
Я понял с ужасом тогда,
Что в это самое мгновенье
Любовь уходит навсегда.
И уходя в свое далёко,
У расставанья на краю
Взъерошила рукою лёгкой
Седую голову мою.
Вгляделась в серое окошко:
— Зачем так поздно, милый мой?!
Чуть-чуть… А надо было — «множко»…
И покачала головой.
* * *
Дед отвёз в больничку бабку
И запил, хоть плачь.
Откопал в чулане банку —
Как огонь первач.
Уж пуста наполовину,
Дед в себя ушёл
И головушку повинну
Опустил на стол.
И в тумане алкогольном
(память чуть жива)
Вспоминать ему не больно
Бабкины слова.
Голос тихий, взгляд усталый
(василёк во ржи):
«Без меня потерпишь, старый,
Сам себя держи…»
На стене портрет семейный,
Он орлом глядит.
У неё букет сирени,
Счастье впереди.
Счастье выбыло до срока,
И в пустом дому
Тускло, тошно, одиноко,
Горько одному.
Деньги есть, табак и спички,
Водочка-слеза…
Светят деду из больнички
Бабкины глаза.
Магдалина
Святая равноапостольная Мария
из города Магдала
до встречи с Господом
вела грешную жизнь
На утренней заре во сне
Ты улыбаешься не мне.
Полуоткрытыми губами
Невидимую ласку пьёшь.
А всё, что происходит с нами,
Похожая на правду ложь.
В своих виденьях, ангел мой,
Ты не со мной…
Но я с тобой!
Дышу на милые ресницы,
Дрожащие из-под бровей.
Быть суждено десятой спицей
Мне в колесе судьбы твоей.
Святую грешницу земную
О радости небес молю.
Я к прошлому тебя ревную.
И, значит, навсегда люблю.
О стихосложении
Порабощённый суетой,
Желанный музой и гонимый,
Я мучаюсь над запятой,
Как бы над женщиной любимой,
Упорно продолжаю строчку,
Ищу единственный ответ…
Давно пора поставить точку,
А истины всё нет, и нет.
Лагуна
Экзотическая поэма-притча
Персонажи повествования:
— прекрасная Лагуна необитаемого острова;
— потрёпанный пиратский Парусник;
— капитан пиратов, закоренелый злодей.
Многое, мечтой паря высоко
И до дна неведомого падая,
В притче романтически-жестокой
Я придумал. Остальное — правда.
I
Вы глаза прищурьте и представьте:
Там, где океан простёрся синий,
Точка чуть заметная на карте
В стороне от судоходных линий.
У неё ни имени, ни прозвища.
И своей земли у островка
Хватит разве сундуку сокровищ
Спрятаться
поглубже
на века.
Ветерок поглаживает дюну,
И гостей судьба не посылает.
Тихая лазурная Лагуна
Горизонту пальмами кивает.
Глади отражением касаясь,
Ждут они с восхода до заката:
Не вернётся ли заветный парус,
В неизвестность канувший когда-то?
В небесах луна проходит чинно.
Новый день склоняется уныло.
Даль вокруг бесплодная пустынна,
Будто бы и нет иного мира…
Но однажды в час, когда устала
Ждать Лагуна в одинокой доле,
Тёмный край морского покрывала
На рассвете
мачты
прокололи!
II
Парусник и Лагуна
— Здравствуй!
Я пришел к тебе смиренный.
В океане волны, будто горы.
Здесь проход меж рифов потаенный…
— Ты ли это, мой красавец гордый?!
Корпус твой — дырявое корыто,
Парусов тряпьё сдалось ветровью.
Пушечными ядрами пробита
Палуба, забрызганная кровью.
Не такого жалкого скитальца
Я тебя, наивная, любила…
Говори, несчастный, признавайся,
Где тебя нелёгкая носила?!
— Я страдал!
В просторах океана,
Судьбы жертв безжалостно кромсая,
Шайка душегубов окаянных
Правила моими парусами.
Пакостны душой, порочны телом —
Всем конец с петлёю уготован.
Капитан у них, угрюмый демон,
От ножа и пули заколдован.
И пока небесный «Суд да Дело»
По причине неизвестной медлил,
Набивали золотом злодеи
Сундуки, окованные медью.
Но не вечно терпит Бог обиду,
Бесконечно злу не быть богатым.
Парусник, купеческий по виду,
Обернулся боевым фрегатом!
Гибельней не видывал я ада! —
Было крыть, как говорится, нечем.
Мне достались ядра, а команда
Полегла под залпами картечи.
В той ужасной беспощадной битве
С мощью королевского фрегата
Уготовил победитель быть мне
Тонущим костром в лучах заката.
Только чудом смог невыносимой
Абордажной сцепки избежать я:
Ураган необъяснимой силы
Разомкнул смертельные объятья!
И бежал я, бурею гонимый,
Силясь обрести покой скорее…
Капитан со мною невредимый.
Не судьба ему висеть на рее.
III
Капитан
…День и ночь израненное судно
Окуналось в пену штормовую,
На косматый вал всходило трудно,
Упадало в пропасть водяную.
Сутками, минутою к минуте,
Не слабела ярость урагана.
В тесной закупоренной каюте
Длилась одиссея капитана.
Ни о чём душа его не плачет,
Прошлое ночами вспоминая…
Груда драгоценностей у мачты,
Кровь и трупы! Пленница нагая.
Юная! — с мольбою о пощаде,
Вынянчена песней колыбельной,
Принуждённая потехи ради
Лечь живой подстилкой корабельной.
Вот опять с мольбою неутешной,
Снова обречённая на муки,
Смотрит в душу! И во тьме кромешной
Тонкие протягивает руки.
Сгинь, непрошенное наважденье!
Или как жестокая награда
Грешника по воле провиденья
Провожаешь до порога ада?!
IV
Океан ещё вздыхает глухо,
Усмирив себя в просторе пенном.
Капитан откинул створки люка,
Сходит в сумрак по крутым ступеням.
В тёмном трюме мечутся вприпрыжку,
Стонут крысы злющие, как ведьмы.
Тяжело стоят в воде по крышку
Сундуки, окованные медью.
Скоро в ненасытные глубины
Сгинут от завистливого глаза
Солнечное золото, рубины,
Родниковой чистоты алмазы.
Следом он, неукротимо грешен,
Поговорку мрачную исполнит:
Если оказался не повешен,
Значит, обязательно утонет.
О судьбе своей, подобно волку,
Помнит и не ждёт поблажки свыше…
До бровей надвинул треуголку
И в последний раз
на мостик
вышел.
V
Там, где небо сходится с водою,
Пропадают грозовые тучи.
Грешника минуют стороною
Суд небесный и счастливый случай.
Стайка чаек пролетает к югу,
В тропиках стремительно светает…
Капитан волнуется как юнга,
Он трубу подзорную хватает.
Почему-то вспоминает маму,
Хочет, чтобы выстрелила пушка!
Неужели там, по курсу прямо,
Островка вихрастая макушка
И опять глядит в сомненье тяжком
На спасенья знак из ниоткуда,
Вытряхнуть желает из стекляшки
Миража несбыточное чудо.
Но уже и без трубы подзорной
Видно, что не вымысел досужий,
А пейзаж земной, не иллюзорный,
Тешит погибающую душу.
Милость вместо участи суровой!
Мягок неба приговор законный:
Остров изумрудною подковой
На лазури вод лежит знакомый.
Сердце замирает в каждом стуке —
Так близка спасительная суша!
Не дрожат от напряженья руки,
И корабль рулю ещё послушен.
Главное, фарватером известным
Двигаться вперед неторопливо.
Где-то здесь проход меж рифов тесный…
И, к тому же, лучший час прилива.
Пусть теперь доказывают дурни,
Что чудес на свете не бывает.
Пальмовая рощица на дюне
Страннику вершинами кивает.
Если ветерок удачно дунет
И чуть-чуть теченье поторопит,
В этой небом посланной лагуне
Он свои сокровища утопит.
VI
Лагуна и парусник
— Ты страдал! А обо мне подумал?
Где терпенья моего границы!
Слышала, что есть ещё лагуны —
Рассказали, пролетая, птицы.
И в одной (такой уж расчудесной!)
Ночью в час приятного досуга
Двум фрегатам вместе стало тесно.
Подрались да и сожгли друг друга…
Не грустить, не волноваться мне бы.
Но судьба такая, мой пригожий, —
До тебя я знала только небо,
Каждый божий день одно и то же.
Память не покрыть застойной тиной,
Вспомни наши дивные закаты!
Гордой силой, статью лебединой
Сразу покорил меня тогда ты.
Может быть, я выгляжу смешною,
Но минута чудная настала:
Глубина вдруг стала высотою,
Милый, мне казалось, я… летала!
Знай же, лишь с тобою, мой прекрасный,
Я познала, от любви сгорая,
Непомерность призрачного счастья,
Рай небесный и… утрату рая.
В этой виртуальности двоякой*
На заре от моего причала
Ты отчалил крадучись.
Но якорь
Твой в себе я долго ощущала…
— Милая! Во мраке урагана
И под градом пушечной картечи
Сохранил я образ твой желанный,
Светлую мечту о нашей встрече.
Чтобы до зари под небом звёздным,
Ты меня, баюкая, качала,
С пышных пальм оброненным кокосом
Ночью в борт тихонько постучала…
С верою, что встретимся с тобою,
Робкая надежда не убита
Беспредела жуткой чередою,
Мерзостями палубного быта.
На исходе участи невольной
Знаю, что урочный час настанет.
Из последних сил держусь на волнах,
Груз проклятый в злую бездну тянет!
Неужели нет пути обратно?!
Роковых минут не огорчи мне,
Подари тепло родных объятий —
Не хочу в холодной гнить пучине…
— Ясный мой! Известна только Богу
Глубина любви моей и сила!
Продвигайся, милый, понемногу…
Видишь,
я открылась, я простила.
VII
Отложите все дела и хобби!
Помолчим, прощаясь, как придётся…
Он уходит. Навсегда уходит.
На воде следа не остаётся.
И ничто о прошлом не напомнит.
Повести исчерпана интрига.
Злой удачей ветер не наполнит
Паруса разбойничьего брига.
В глубине на шелковистых травах,
С драгоценным кладом в тихих кущах,
Он забудет о делах кровавых,
Грозных битвах и штормах ревущих.
Он уходит от всего, что было,
С тучами за горизонт умчалось.
Вот вода на палубу вступила,
И на волнах шлюпка закачалась…
Всё случилось так и не иначе,
Приключилось, как судьбу молил он…
Вот осталась лишь верхушка мачты,
Будто крест над свежею могилой.
На бок лёг, не устоял на днище.
В амбразуры вывалились пушки.
Заселили новое жилище
Золотые рыбки и ракушки.
Эпилог
Капитан с фортуной, снова бедной,
От порога вечного покоя
Не последовал в поход последний
Вместе с кораблем на дно морское.
В сумеречной мгле души усталой
Будто высверк из неясной выси…
Он остаток дней себе оставил,
Чтобы что-то главное домыслить.
К берегу волна прильнула сонно
Вечером, когда перед закатом
Вышел он со скарбом Робинзона
И бочонком рома непочатым.
Хмурый, как ветшающее судно.
Ни солёной дружбы, ни любови…
Жизнь прошла!
Для сердца и рассудка
Слишком много золота и крови.
И до смерти у подножья дюны,
В пальмовом раю морской лагуны
Пил подолгу капитан угрюмый
Чёрное вино своих раздумий.
А она, сокровищем богата,
Водами на солнышке сверкала!
И до мыслей старого пирата
Ей, счастливой,
дела было мало…