140 лет со дня рождения Веры Аренс

Немногие у нас знают имя поэтессы Веры Евгеньевны Аренс, которой 9 октября (26 сентября по старому стилю) исполнилось бы 140 лет. Рожденная в Новозыбковском уезде Черниговской губернии и связанная своими корнями по материнской линии с дворянским родом Кульпич из села Людково (ныне в черте г. Новозыбкова), она все детство и молодые годы провела в Царском Селе, где служил ее отец, морской офицер, участник русско-турецкой войны, назначенный на должность начальника Царскосельского Адмиралтейства и Петергофской пристани Евгений Иванович Аренс. Свою необычную фамилию унаследовали они от предка, приехавшего в Россию из Германии еще в первой половине ХVIII века.

Вера была первенцем в семье. Кроме нее, у ее матери, Евдокии Семеновны, позже родились сестры Зоя, Анна и брат Лев. Вера закончила Царскосельский лицей и Смольный институт благородных девиц, получив блестящее по тем временам образование, владела несколькими европейскими языками.

Ее друзьями и поклонниками по существовавшему в те годы в Царском селе молодежному «Салону наук и искусств» были молодой поэт Николай Гумилев, будущий искусствовед Николай Пунин и известный позже деятель Наркомпроса, филолог Евгений Полетаев. Вера уже тогда выделялась среди сверстниц неординарными внешними данными, о чем не преминул упомянуть в своих поэтических посвящениях, покоренный ее красотой Гумилев. Ныне это хорошо известные его стихотворения «Микеланжело, великий скульптор…» и «Сады души», первое из которых он экспромтом начертал в виде дарственной надписи на своем сборнике «Путь конкистадоров», подаренном Вере в 1906 году. Вот эти строки:

Микеланджело, великий скульптор,

Чистые линии лба изваял;

Светлый ласкающий пламенный взор

Сам Рафаэль в минуты восторга писал.

Даже улыбку, что нету нежнее,

Перл между перлов и чудо чудес,

Создал веселый властитель Кипреи

Феб златокудрый, возничий небес.

Несмотря на родство душ и активную переписку, в дальнейшем их жизненные пути расходятся. Гумилев вскоре связал свою судьбу с Анной Горенко (Ахматовой), а Вера Евгеньевна неожиданно для всех выходит замуж за инженера Владимира Андреевича Гаккеля. И все же их творческие устремления часто пересекались, вплоть до гибели Николая Степановича.

Семьи Веры и ее родителей перед Первой мировой войной проживают уже в Петербурге. Стихи В.Аренс-Гаккель публикуют журналы “Вестник Европы”, “Новый Журнал для всех”, “Современная летопись”, “Пламя”, «Неделя современного слова», «Современник», «Аргус». Она воспевала красоту Петербурга и его окрестностей, окружающую природу. Немало в ее стихах и лирических посвящений. И хотя на своей малой родине так больше и не побывала, на ее впечатлениях, воплощенных в поэтических строках, несомненно, сказались образы, перенесенные из рассказов матери. О ее творчестве в эти годы хорошо отзываются Максим Горький и Сергей Есенин.

Ее привлекают в издательство «Всемирная литература», где она переводит немецких и французских авторов. Здесь знакомится с А.Блоком, который в 1920 году стал возглавлять Петербургский Союз поэтов, полноправным членом которого становится и Вера Аренс.

Уход из жизни в 1917 году матери, революция, Гражданская война, неожиданная смерть Блока и затем расстрел Гумилева стали рубежным этапом в жизни поэтессы. Никогда больше она не будет иметь покровительства и защиты в реформирующемся обществе, не найдет себя там, где даже музы будут следовать «руководящей и направляющей» линии.

Ее переводы Гейне, Гете, Золя, Дидро, Лессинга, Мопассана, Мольера, Бодлера, Лонгфелло, Чавчавадзе еще появляются на прилавках книжных магазинов, однако стихи Веры Аренс, далекие от воспевания революционных свершений и трудовых будней героев пятилеток так никто и нигде больше не напечатал. Совершенно очевидно, что сказалось в этом и ее дворянское происхождение, и статус дочери царского генерала. Тяжело переживает она арест и ссылку в начале 30-х годов ее брата, также литератора, Льва Аренса. «Моя жизнь — поэма не нашедшая издателя» – с горечью заключает поэтесса в своих дневниках.

В эти годы ее судьба неожиданно переплетается с другим громким именем — Анной Ахматовой, которая вошла в круг ее близких людей (Ахматова стала женой Николая Пунина, разбив его брак с сестрой Веры Анной). Дружбу с ней, тем не менее, она пронесла до конца своих дней. Сохранилось ее посвящение в альбом Ахматовой:

На перекрестке огненных дорог,

Вторично встретясь, мы остановились.

Еще не прозвучал призывный рог,

Сандалии еще не износились.

И даль вилась, и месяц, словно друг,

Глядел на странниц нежно и лукаво.

Над Вами меркнул, но светился круг

Сияньем, что зовется славой.

Всю войну и блокаду Вера Аренс прожила в Ленинграде. В 1942 году от голода умирает ее муж, она остается совсем одна и по сути без средств к существованию. Послевоенные годы были одними из самых тяжелых в судьбе. Стихи опять не публикуются, переводы мало востребованы. Чтобы как-то свести концы с концами она продает свою богатейшую библиотеку. Книги с автографами и посвящениями Блока, Гумилева, других поэтов Серебряного века расходятся по частным коллекциям и букинистическим салонам. Посильную помощь ей оказывает Ахматова, хоть и ставшая в эти годы опальной, но не потерявшая стойкости духа и преданности давней дружбе.

Последние же годы жизни Веры Евгеньевны Аренс-Гаккель остаются одной из самых нераскрытых литературоведами частей ее биографии. Почти всеми забытая она тихо коротала дни своей старости. Скончалась русская поэтесса 3 июня 1962 года и была похоронена на кладбище «Памяти жертв 1905 года».

Среди множества имен русской поэзии первой половины ХХ века она пусть и занимает не самое значительное место, а голос ее поэзии звучал не так громко, как у других известных современниц, вклад ее в русскую литературу по достоинству оценен нынешними исследователями. В вышедшею в начале нашего века антологию «Сто одна поэтесса Серебряного века» включено и творчество Веры Евгеньевны Аренс, рожденной на нашей земле и достойной того, чтобы о ней помнили, читали и поминали «тихим добрым словом».

Константин Попов.

 

На фото: 1) Портрет В.Аренс кисти Зинаиды Серебряковой

2) Семья Аренсов. Слева. Евдокия Семеновна (ур. Кульпич), Вера, Анна, Лев, Зоя, Евгений Иванович. Царское Село. 1908 год.

СТИХИ В. Аренс-Гаккель

ИЮЛЬ

Все насыщено зноем и запахом липы.

Убран в пышные травы душистый июль.

На столе — запыленные книжные кипы,

На окне — чуть колышется облачный тюль.

 

За окном золотистые видны дорожки,

Группы сочных пионов и палевых роз.

Я лениво стихов вытираю обложки

И вдыхаю привычный, пьянящий наркоз.

 

И душа наполняется жуткой отравой:

Мне не нужно пионов пурпурных, ни лип,

Я хочу только пряной питаться приправой,

Слушать шелест страниц и писания скрип.

 

* * *

Вечер. Догорают блики меди

На моих коротких волосах,

Мы идем, как добрые соседи,

К Пушкину поспорить о стихах.

 

А когда упрямою тоскою

Загудели снова поезда,

У окна стоим рука с рукою.

И над нами первая звезда.

 

Длинный день томится догораньем,

Нехотя крадется темнота…

От полей повеяло молчаньем

Зацелованного рта.

 

ОСЕНЬ

Чернеет лес над озером лиловым,

Как траурной каймой, очерчен небосвод.

Всё кажется печальным и не новым.

Когда-то было всё в такой же грустный год.

 

Шумят деревья жалобно и глухо;

Как жидкий жемчуг гребни синих волн,

Гнет ветер сучья, стонет, как старуха,

И гонит к берегу рыбачий старый челн.

Срывает пурпур с зябнущей осины

И с кленов золото, да слитки янтаря,

Мелькают здесь последние рубины

Осенних ясных дней – вечерняя заря.

 

В душе живет неясная тревога,

То солнца хочется, то бури без конца,

И манит освещенная дорога –

К тебе, к призывной дали – от перил крыльца.

 

ПРИЗНАНИЕ

Падает круг от лампы вечерней

На белую скатерть стола.

Друг мой, я знаю, ты жертва черни –

Я же пойти с тобой не могла.

 

Мне было жалко колонок белых, –

Оставить дом наш на долгий срок.

Речей не знаю дерзких и смелых,

Я только поэт, но не пророк.

 

И грозно в громких речах с эстрады

За праздность людей корить нет сил,

Я знаю, что первый камень надо

Бросить так, чтоб меня поразил.

 

ОЖИДАНИЕ

Ты пишешь, – вернешься в апреле.

Так долог скучный март.

Ползут, как улитки, недели…

Кладу пасьянсы из карт.

 

В высокой лазури барашки,

И пруд наш вскрылся давно.

В траве розоватые кашки.

Глаза проглядела в окно…

 

Уже зеленеют березы

И звезды – (в лесу) анемон,

Весенние ветры и грозы

Гонят меня на балкон.

 

На небе сверкают запястья,

Сердце лепечет: скорей.

Мой милый! Раскрыты объятья.

Милый. И я у дверей.

 

ПОСЛУШНИЦА

Не могу я быть садовником,

Жаль мне сорную траву,

Наряду с цветком-шиповником

Мяту терпкую не рву.

 

Вижу кашку иль купальницу,

Лютик белый и простой,

Как смиренная молчальница

Стану светлой и святой.

 

И паду я ниц пред Господом,

Умиленная красой…

Ты скажи своим апостолам:

«Не гнушайтесь лебедой,

 

И не мните травы сорные,

В них теплится благодать.

Может, в них порывы горние –

Бойтесь души растоптать!».

__________